— Нейтралитет?! Нейтралитет, говорите?! — почти рыдал Папус. — А… а как же Трубадур?
— А вот с ним, мой мальчик, — вздохнул ректор Академии, — уже ничего сделать нельзя. Он показал себя не с самой лучшей стороны.
— Но, — не унимался Азраил, — милорд! Инквизиторы пользуются жертвоприношениями! — тут он огляделся. Отец Конрад всё ещё следил за ними, но, вроде бы, не слышал, о чём они могли говорить.
— Доказательства? — строгого взгляда ректора никто никогда не выдерживал, а уж провинившиеся — тем более. Не выдержал и старик-некромант. Азраил просто опустил глаза. Ханс понял. — Нет доказательств, так и не суйтесь. Скажите спасибо, что живы остались.
— А Трубадур? — не сдавался Папус. — Я должен увидеть его в последний раз.
— Тогда торопись, мальчик мой. На площади уже разложили помост для сожжения.
Не говоря ни слова, Папус сорвался и побежал в указанном направлении. Там, на площади уже собралась толпа в ожидании сладостного зрелища. Папус протолкался сквозь живую стену. Он успел увидеть только, как палач бросает в кучу разложенного под несчастным животным хвороста. Крик отчаяния вырвался из груди Папуса одновременно с криком боли и страха из надорвавшихся лёгких ослика. Пламя занялось мгновенно, закрыв собой корчившееся на привязи существо, бывшее совсем недавно верным другом двух некромантов…
Отец Конрад склонился над кучей пелёнок на столе. В ней шевелился живой комочек плоти. Не более. Просто плоть. Для инквизитора. Вот он перевёл взгляд на тетрадь в чёрном кожаном переплёте, на чуть пожелтевший лист пергамента, непонятным образом оказавшийся вшитым в эти конспекты.
— Теперь, — отец Конрад удовлетворённо кивнул головой и поднял на свои огромные ручищи тельце младенца, — всё пойдёт лучше. Мы избавимся от необходимости терпеть магов. Особенно, — он передал ребёнка своему помощнику в чёрной рясе с капюшоном, — этих некромантов. Они своё отслужили.
Он накинул на голову плотный капюшон. Затем он взял со стола ещё одну тетрадь. Та лежала рядом с лакированным ящичком.
— А вот это, пожалуй, стоит вернуть на место, — он повертел в руках сшитые листы пергамента. — Ведь этот трактат, если мне изменяет память, был украден у них. Думаю, братья из замка Бреннер будут благодарны. — Отец Конрад небрежно бросил на стол трактат по воинским искусствам, изъятый из комнаты некромантов в «Дикой орхидее». Потом он подобрал костяную погремушку, в точности повторявшую одну из тех, что были изображены на схеме в тетради неизвестного некроманта, переданной три года назад на хранение Папусу. Он вложил игрушку в раскрытые страницы конспектов, сунул всё это в складки рясы и вышел в ночь.
Его — и всю Церковь в его лице — ждало продвижение на пути к осуществлению цели. Найти новый способ упокоения кладбищ.
Найти даже ценою слёз невинных младенцев.
Александр Охотин
ВОЛК В ОВЕЧЬЕЙ ШКУРЕ
Иногда, дабы узнать, почему простая мантра, вместо того, чтобы всего лишь избавить башню от вездесущих тараканов, уничтожает всю живность на милю вокруг, надо провести длительную работу. Тщательно и кропотливо проверяешь правильность начертания каждой руны, четкость каждого завитка, и все же находишь мелкий штрих, скошенный дрогнувшей рукой, полностью исказивший заклятие. Но кто проделает подобное с мантрой человеческой души?
На этот раз это были бабочки. Десятки, сотни бабочек. Нежные перламутровицы, величественные махаоны, мрачные траурницы, великолепные переливницы, невзрачные капустницы и прочие, множество прочих, самых разнообразных расцветок, и форм, как реально существовавшие, так и порожденные причудливой фантазией организаторов церемонии.
Руки. Десятки, сотни рук сжимали искусно выполненные фигурки. Изящные пальцы аристократов, могучие ладони простолюдинов, немногочисленные и такие хрупкие с виду руки эльфов, как Светлых, так и Темных, пудовые кулаки гномов.
Но всех их роднило одно общее. На пальце каждой поблескивало серебряное кольцо, украшенное причудливым гербом надевшего его мага. Каждый обладатель сей драгоценности имел Силу.
Сейчас эта толпа молча стояла, внимательно слушая дрожащий голос ректора, но мысленно поторапливая говоруна. Конечно, никто не спорит, достопочтенный Ожузи не зря считал себя великолепным оратором, но слишком, невыносимо долго ждали они этого дня, бесконечно гадая в волнениях, совпадает ли их выбор с Выбором Сил. Поэтому собравшиеся нетерпеливо желали, чтобы эта, одетая в лимонно-желтые одежды, помеха, наконец, прекратила вещать.
Стар, невероятно стар был мэтр Ожузи. Раньше сила прямо сочилась из этого великого чародея магии Нелюди. Говорят, что давным-давно именно он смог в честной борьбе одолеть могучего дуотта по прозвищу Даэнур. Но пощадил своего противника.
Все сочли его безумцем, когда Ожузи, став ректором Академии, создал на ней факультет малефистики и назначил дуотта его деканом. Но дальнейшее его руководство доказало обратное. Долгие века он проводил мудрую политику, умело разрешая конфликты с Инквизицией, поднявшей голову после победы над Салладорцем. Его самые первые выпускники уже сами стали мудрыми старцами.
Но былое величие в прошлом. Теперь Ожузи превратился в дряхлую развалину, использующую посох лишь для опоры. Ходят слухи, что это его последний День Учеников. Он собирается сложить полномочия, передав пост Анэто, декану факультета Воздуха. Тот когда-то был средним магом, но однажды высокомерно вступил в бой с Даэнуром, едва спася свою жизнь. После он рьяно взялся за обучение, достигнув огромных высот не только в магии Воздуха, но и в магии других Стихий.
Как только ректор подал знак, абитуриенты хлынули к двенадцати невозмутимым фигурам. Едва бабочка попадала в руки декана, ее вырезанные из неведомого материала крылья начинали трепетать, и вот, она уже взлетает в небо, к восторгу зевак совершая грациозные круги над головой ученого мужа. Вскоре над площадью танцевал изящный пестрый хоровод.
Матфей, стоящий поодаль, не спешил присоединиться к нетерпеливым абитуриентам. Ибо сказал Спаситель: «Не медли, но и не спеши понапрасну. Не уподобляйся дураку, бегущему всю ночь на восток, дабы скорее приблизить утро. Умный терпеливо дождется, пока солнце само встанет из-за горизонта».
Да, конечно, ему тоже не терпелось получить ключ от этой великой сокровищницы, но ведь милорд ректор сказал, что церемония не продолжится, пока последний сомневающийся не сделает свой выбор. Так зачем же стремиться влиться в эту шумящую и пихающую толпу?
Он недоуменно смотрел как ректор Ожузи поспешно выбегает в резные ворота. А прощальная речь?
Наконец, основная масса сделала выбор, отступив к краям площади, и Матфей направился к деканам. Ему достался невзрачный маленький ночной мотылек, но в отличие от своего реального собрата, его крылья были сине-стальными, с разбросанными там и сям красными кругами.
Парень с поклоном протянул бабочку выбранному декану, после чего произнес:
— Утолит ли Имеющий жажду Страждущего?
Затем он медленно удалился, пятясь назад. Старик удивленно взглянул на странного юношу после чего о чем-то оживленно зашептался с рядом стоящим ученым мужем.
О, он помнил эту фразу! Она пришла из тех далеких древних времен, в которых остался и обычай передавать посох, и множество других правил. Прием в аколиты тогда был более строгим и церемониальным. В частности, вышесказанная фраза произносилась человеком, желающим обучаться у мага его науке. Декан думал, что сейчас уже никто из простых людей не знает ее.
Матфей знал. Ожидая начала сентября, он прочел немало книг, в том числе и по истории Академии. Впрочем, это никак не повлияет на Выбор Сил. Но это его особенно не волновало. Он поступит.
Высоко в небе парила прекрасная жар-птица. Ее диковинные перья потрясающе блестели золотом в лучах солнца. Говорят, это доброе знамение, но чем-то она ему не нравилась.